Не из тех, кто будет греть остывший чай в микроволновке.
Наши сны - отражение реальности.
Дорога до работы занимает около часа. Из них 30-35 минут в служебном автобусе, в котором можно спать, что я в общем-то и делаю. Хотя если быть честной, то сплю я ещё около часа на работе. С открытыми глазами. До тех пор пока не выпью пару чашек кофе.
Впервые за два года мне снова снился Беркут. И остальные.
Самолёт слегка трясло в воздушных ямах. Беркут ругался сквозь зубы. Нас перебрасывали в третий раз за неделю. Казалось, запах кофе оккупировал салон маленького самолёта. И норовил выжить из него людей.
Пытаясь отвлечься от тошноты и вони горящего пластика, которые сопровождали видения авиакатастрофы, я самозабвенно пила всё тот же, порядком надоевший кофе. Беркут сам варил его для меня. Не знаю, что там было намешано, но результат получался термоядерный.
Впрочем кофе, термос и даже дурацкая розовая трубочка, вставленная в крышку, отнюдь не были выражением особого расположения начальства. В первый полёт с ним, у меня остановилось сердце.
Беркут что-то потом объяснял про то, что мы оракулы по природе своей пессимисты. И из всех вариантов развития событий всегда выбираем наихудший. Но подробности того разговора я помню плохо.
Всего нас летело пятеро, включая Беркута. Жалкие остатки боевого отряда.
Какие дыры можно залатать нами? Куда мы можем успеть? кого спасти?
Самолёт не позволял использовать дар. Но одно было точно, где-то впереди беда. И позади тоже.
А в самолёте пахнет кофе.
И Беркут снова напевает какую-то джазовую мелодию. Название которой я так и не узнала.
Я судорожно делаю ещё один глоток чёрного варева. И сдавленно мяукаю.
Он понимает.
Он, кажется, смеётся. И отпивает из своей фляжки. И шутит над чем-то.
Ведь только мы вдвоём знаем, что самолёт не долетит с вероятностью 96%.
4% на выжить. 4% на успеть. 4% на сказать необходимое. Единственно верное.
А он отчего-то смеётся.
- Неуч. Это Summer time.
Дорога до работы занимает около часа. Из них 30-35 минут в служебном автобусе, в котором можно спать, что я в общем-то и делаю. Хотя если быть честной, то сплю я ещё около часа на работе. С открытыми глазами. До тех пор пока не выпью пару чашек кофе.
Впервые за два года мне снова снился Беркут. И остальные.
Самолёт слегка трясло в воздушных ямах. Беркут ругался сквозь зубы. Нас перебрасывали в третий раз за неделю. Казалось, запах кофе оккупировал салон маленького самолёта. И норовил выжить из него людей.
Пытаясь отвлечься от тошноты и вони горящего пластика, которые сопровождали видения авиакатастрофы, я самозабвенно пила всё тот же, порядком надоевший кофе. Беркут сам варил его для меня. Не знаю, что там было намешано, но результат получался термоядерный.
Впрочем кофе, термос и даже дурацкая розовая трубочка, вставленная в крышку, отнюдь не были выражением особого расположения начальства. В первый полёт с ним, у меня остановилось сердце.
Беркут что-то потом объяснял про то, что мы оракулы по природе своей пессимисты. И из всех вариантов развития событий всегда выбираем наихудший. Но подробности того разговора я помню плохо.
Всего нас летело пятеро, включая Беркута. Жалкие остатки боевого отряда.
Какие дыры можно залатать нами? Куда мы можем успеть? кого спасти?
Самолёт не позволял использовать дар. Но одно было точно, где-то впереди беда. И позади тоже.
А в самолёте пахнет кофе.
И Беркут снова напевает какую-то джазовую мелодию. Название которой я так и не узнала.
Я судорожно делаю ещё один глоток чёрного варева. И сдавленно мяукаю.
Он понимает.
Он, кажется, смеётся. И отпивает из своей фляжки. И шутит над чем-то.
Ведь только мы вдвоём знаем, что самолёт не долетит с вероятностью 96%.
4% на выжить. 4% на успеть. 4% на сказать необходимое. Единственно верное.
А он отчего-то смеётся.
- Неуч. Это Summer time.